У отца в жизни все просто. Максимально просто. Там в походах, знаете ли, не до прелюдий.
А еще он постоянно где-то работал. Я имею ввиду постоянную работу, а не сезонную туристическую. Каждую осень он устраивался на работу и кое в чем даже преуспел. Он был лаборантом, инженером, водителем на грузовике. Одно время он даже работал в министерстве сельского хозяйства. Но как только наступало лето, у него срывало клапан. Он брал отпуск за свой счет или увольнялся и уезжал в горы. На Алтай, на Байкал или на Камчатку.
С простым честным отношением к жизни и длинным послужным списком у отца скопилось довольно много друзей. Хороших друзей, что редкость в наше время. И они раскиданы по всей России.
Мне приходится много передвигаться по Сибири. А отец любит передавать подарки своим многочисленным друзьям. Передает он, как правило, одни и те же три вещи:
Он радует всех своих друзей этими вещами. «Мало ли тебе что-то понадобится, а ты будешь знать, к кому обратиться», объясняет он. На самом деле таким образом он просто хочет похвастать мной перед друзьями. Ведь у него есть сын. Уже взрослый, самостоятельный, с работой.
Как–то раз я встречался по работе с чиновником из администрации. Кабинет с округлым резным столом, портрет Путина на стене, чай в стаканах с золотыми подстаканниками.
— Сашка Шляпа–Жопа. Был у нас мастером на заводе. Неплохой, в общем–то, мужик. Передай ему гречки да бутылочку возьми, — напутствовал отец.
— Отец, ты в своем уме? Куда я, бл*ть, с мешком гречки и пакетом травы? В краевую администрацию?
А если не передать, старик обидится. И получатель обидится тоже, если узнает, что не передал. И вот я начинаю неловко мямлить, когда рабочие вопросы уже улажены.
— Мой отец немного знает вас. Он просит передать…
— А, Иваныч? А что передал? Доставай давай!
— Да неловко было. Я в машине оставил.
— Ну заезжай на парковку.
И вот я заезжаю под шлагбаум, паркуюсь возле «крузака» этого трудяги и гружу ему 20 кило гречки, пакет Сахан-Дали и бутылку Кагора. Он счастлив, как Куклачев.
Или вот Новый Год 2010
— Отец, я собираюсь на Новый Год в Турочак. Тебе привезти что–нибудь из Горного?
— Турочак? Там до Артыбаша рукой подать! Заехай к Витьке Староверову на Кедровую дом 19, передай от меня гречки да бутылочку какую–нибудь х*евенькую.
Стоит ли говорить, что я знать не знаю, кто такой Староверов и где находится Кедровая 19?
31 декабря 2009 года. Я разгоняю машину по Солтонскому тракту, чтобы одарить Витьку Староверова и успеть встретить новый год с друзьями. Солтонский тракт некогда был проездной дорогой и позволял здорово срезать путь из Бийска в Турочак. Сейчас дорога представляет собой печальное зрелище. Населенных пунктов по пути почти не осталось. Деревни превратились в отшельничьи хутора. Летом покрытие представляет собой диагностический стенд длиной чуть больше 100 км для подвески автомобиля. Зимой если дорога чистится чаще, чем раз в неделю — это здорово.
На относительно хорошем участке машину заносит, я делаю петлю Ипполита, и улетаю в сугроб. Сам цел, машина работает, но своим ходом не вылезу. Здесь и летом трафика немного, а 31 декабря я не встречал еще ни одной машины. Вокруг только горы и лес. Связь не берет.
И тут мне на выручку приходит лесовоз. Сначала он выдергивает из сугроба мой бампер, затем и весь автомобиль.
Я продолжаю путь с бампером в салоне. Снегопад, тем временем, превращается в снежную стену, в повороты иной раз я вхожу только по навигатору. При контакте с сугробом под капот набился снег, образовав ледяную корку, которая сковала вентилятор радиатора.
На улице окончательно темнеет. Время от времени начинает закипать антифриз. Периодически останавливаюсь и убираю из радиатора лед и снежную крошку, но помогает мало.
Останавливаться стало опасно — можно больше не тронуться. Снега нападало уже сантиметров тридцать и пока он рыхлый можно продолжать движение за счет инерции и веса автомобиля.
В один из моментов, когда стрелка предательски заползла в красную зону, на дорогу выходит волк. Смотрю на него, он на меня. Приоткрываю на ходу капот и посильнее включаю печку. Вроде помогает, стрелка падает.
В Артыбаш я въехал ровно под бой курантов. Население поселка уже отчаянно кутит.
— Отец, где тут у вас Кедровая дом 19? – спрашиваю у населения.
— А вот там, под горой!
Доехал под гору.
— Подскажите, где дом 19? Это же Кедровая? – уточняю у мужика возле магазина.
— Какого х*я Кедровая–то? Подгорная это. Кедровая вооон там.
И пальнул из ракетницы в нужном направлении. Снаряд, правда, угодил в крону ближайшей лиственницы.
Добраться на Кедровую было делом не из легких. Многоуровневый крутой подъем с учетом снегопада превратился в настоящее препятствие. Со второй попытки преодолеваю первую ступень, с четвертой попытки — вторую. На третьей ступени машина снова кипит. Глушу и бросаю прям на дороге. Кидаю мешок на горб, бутылку в карман пуховика. Лезу по сугробам напрямки, цепляясь за молодые ели.
Я почему–то еще когда сидел в сугробе, подумал, что хозяев должно быть нет дома. Их же никто не предупредил. И по мере преодоления препятствий, все больше в этом утверждался.
Но нет, я нахожу 19-й дом, и на крыльце под трехсотлетним кедром сидит очень усталый усатый мужик и курит.
— С новым годом. Это от Иваныча. От Виктора.
Мужик измученно посмотрел на меня.
— А ты кто еще такой?
Я оставил мешок и бутылку. Объясняться было глупо, некогда, не к месту. Отец, думаю, там сам созвониться и объяснит.
Но я не учел, да и не мог учесть главного — дом 19 рассчитан на два хозяина. Поэтому через несколько дней отец объяснял Витьке Староверову, почему тот должен забрать у соседа мешок гречневой каши. Вот правда коньяк к тому времени уже закончился.